ВОССТАНИЕ 1916 ГОДА

ВОССТАНИЕ 1916 ГОДА

Таким образом, накануне восстания 1916 года у родового вождя Курмана Лепесова было два грамотных сына, знающих русский язык, что впоследствии сослужило для нашей семьи спасительную роль.

Курман Лепесов, как свидетельствуют архивные источники, был активным участником и предводителем одного из отрядов повстанцев, о чем есть соответствующее упоминание в учебнике по истории Киргизии, где также есть сведения о том, что он отказался от предложения восставших провозгласить его на местном курултае ханом. По рассказам моего отца Шамседина Лепесова (1898 года рождения), в 1916 году после поражения национального восстания Курман со своими сыновьями и другими родственниками собрались бежать в Китай. Но не успели, так как командир карательного отряда Кошкин со своими казаками внезапно прибыл в Джумгал и захватил их в плен. Арестованными и запертыми в сарай оказались Курман со своим старшим сыном болушем Искаком и Шамседином. Ежедневно Кошкин без суда и следствия казнил через повешение пленных участников восстания, на которых указывали как на обидчиков местные русские переселенцы. Когда очередь дошла до Курмана и его сыновей, то за них вступились некоторые русские. Показывая на моего отца Шамседина, они твердили, что он за них заступался и не давал в обиду. В связи с этим Кошкин не стал всех убивать, а решил казнить только старшего сына, болуша Искака Лепесова, который как государственный служащий совершил измену империи. С петлей на шее, обращаясь к генералу, он якобы сказал ему: «Какая вам польза от того, что вы меня повесите, лучше дайте мне возможность вернуть доверие белого царя». Тогда Кошкин предложил ему помочь склонить к сдаче в плен Канат-хана, предводителя всех восставших, на что Искак дал согласие. Дед и мой отец были оставлены в качестве заложников, а Искак в сопровождении отряда казаков поехал в горы искать Канат-хана.

Давая такое поручение Искаку, каратель не мог не знать о том, что Курман и Канат-хан являются сватами. Сын Канат-хана Карыпбай был женат на Куласал – дочери Курмана, руки которой безуспешно добивались многие знатные джигиты. Поэтому «предательство» Искака рассматривалось как двойная выгода для России: во-первых, взятие в плен Канат-хана, предводителя восстания кыргызов, подавление главного очага сопротивления; и, во-вторых, внесение политического раскола в родоплеменные отношения кыргызов, чтобы они никогда не смогли снова объединиться.

Мой сын Зайнидин рассказывал, что изучая архивные материалы, находящиеся на хранении у его близкого друга – кандидата исторических наук, доцента Сувакуна Бегалиева, который занимался исследованием этой темы, он обратил внимание на одну интересную особенность. Царские награды во время восстания 1916 года сыпались на кыргызов, как «из рога изобилия». «За подавление восстания» награждали даже самих участников и предводителей восстания, чтобы бросить на них тень. И эту чудовищную лживую наживку, фальсификацию затем проглотили некоторые историки, у которых не все в порядке с логикой. Царским орденом за «толковую передачу команд при отражении нападения повстанцев» был награжден даже отец-основатель Кыргызской Советской Социалистической Республики Абдыкерим Сыдыков. Потом недалекие и ожесточенные злопыхатели и конкуренты шипели ему вслед, клеветали на него и обвиняли в «предательстве». Пытались очернить благородного человека, который пошел на смерть ради любви к своей стране и своему народу. Но это им не удалось. Где теперь эти клеветники? Кривда вышла на Правду.

Что оставалось после этого думать простым людям, кроме возмущенного – «Вот гады! Вот предатели!». Дело было сделано, семя недоверия посеяно. Поэтому нельзя верить этим липовым указам и наградам. Это делалось сознательно, чтобы внести раскол в стан восставших, нарушить их единство. Историкам незрелого сознания надо знать эти приемы колониального манипулирования общественным мнением. Этот инструмент нередко используется и сейчас, чтобы оболванивать население.

Но вернемся к нашему повествованию. Искак тоже впоследствии станет жертвой липового награждения, и вслед ему недоброжелатели и завистники будут шептать гнусные вымыслы, в которых нет правды. По-видимому, Искак знал, где в труднодоступных горах Тянь-Шаня прятался от карателей Канат-хан, так как он оставил сопровождающий его отряд у подножья и один отправился на поиски. Казаки были только рады этому предложению. Кому было охота умирать в логове истерзанного, но все еще сильного и отважного горного барса?

Придя в убежище Канат-хана и его воинов, скрывавшихся далеко в горах, Искак с камчой на шее пал перед ханом на колени со словами: «Куда, убей меня! Я пришел за вами. В заложники взяты мой отец и брат».

Канат-хан приказал накрыть угощение, поговорил с Искаком о семейных и других делах, а потом сказал ему: «Возвращайся и передай русским, что я сам скоро приду к ним». Все так и случилось. Канат-хана Абукина арестовали и отправили в Верный, где военный трибунал приговорил его к смертной казни через расстрел. Однако расстрел, по рассказам его невестки Куласал-эже, был заменен на умерщвление через мышьяк. Во время бритья головы ему сделали смертельный порез зараженным ножом. Царская власть, в отличие большевиков, соблюдала традицию, согласно которой недопустимо было проливать «царскую кровь». 1 февраля 1917 года не стало последнего Хана всех кыргызов Каната Абукина.

После февральской революции, как свидетельствуют архивные источники, мой дед Курман Лепесов и его сын Искак вступили в казахско-кыргызскую партию светского направления «Алаш-Орда», были делегатами нескольких Киргизских съездов (так назывались съезды партии). Впоследствии большевики инкриминировали это им как «антисоветскую деятельность».

МОЙ ОТЕЦ ШАМСЕДИН. МАССОВЫЕ РЕПРЕССИИ

После Октябрьской революции 1917 года в Киргизии наступают новые времена, с помощью правительства и без нее домой начинают возвращаться кыргызы, бежавшие в Китай. Советская власть громогласно обещала избавление от гнета, установление равенства, братства, справедливости, дружбы между народами и вообще, рай на земле. Искренне поверив в эти декларации, к новому строю примкнули многие кыргызские вожди и интеллигенты. Или точнее будет сказать, приняли новую власть. Среди них был мой отец, его братья и даже мой дед – феодал, как их называли марксисты, который вернулся в родной Джумгал и жил в своей родовой ставке жизнью, далекой от любой политики.

Мой отец, как грамотный и авторитетный среди населения человек, был назначен Советской властью начальником уездной милиции в Нарыне. Он участвовал в подавлении Нарынского мятежа, организованного белогвардейцами против Советской власти. По его воспоминаниям, ему сообщили, что один из расстрелянных накануне участников восстания остался жив. Как начальник милиции, он велел привести его, чтобы расспросить, как так получилось. Решил, что второй раз расстреливать его не будет. Вот что рассказал выживший: «Когда нас поставили в одном белье перед огромной ямой, чтобы туда падали расстрелянные тела (дело было зимой в лунную ночь), и дали залп, пуля задела меня вскользь, повредив кожу на затылке. Я упал среди трупов, на меня лилась чужая кровь. Закончив расстрел, солдаты засыпали ров снегом и ушли. Я выкарабкался из ямы весь в крови и побежал домой». Отец не стал расстреливать его, сработала дворянская выучка. Тогда он ушел из органов на гражданку.

В 1926 году Курман Лепесов был осужден выездной сессией Верховного суда РСФСР в составе большой группы влиятельных кыргызских политиков и родоначальников. В их числе были лидер союза «Кошчи» Рахманкул Худайкулов и его правая рука – секретарь Киробкома партии Дуйшеналы Бабаханов, манапы Кокумбай Чыныев и Мамыт Абаильдинов. Их судили как социально опасных для существующего строя элементов. Моего деда приговорили к ссылке на Украину сроком на 10 лет. Кокумбая – к тюремному заключению сроком на 10 лет. По дороге в ссылку дед умер в г. Соль-Илецк, где и был похоронен сопровождавшими его родственниками.

Из Джумгала во Фрунзе мои родители уехали в 1930 году. Мой отец был «красным профессором». С 1930 по 1932 год он учился в Институте Красной Профессуры в Москве по специальности экономист. После окончания института был назначен главным бухгалтером Правительственного дома отдыха в с. Ала-Арча (Воронцовке). Мне было тогда 5-6 лет, я помню, как верхом на лошади в сопровождении большой свиты к нам приезжал председатель Центрального Исполнительного Комитета Киргизской АССР, наш всекиргизский аксакал Абдыкадыр Орозбеков. Он сидел на красивом скакуне, ни минуты не стоявшем на месте, был одет в парчовый халат, расшитый золотом, и огромный тебетей из дорогого меха. Он мне казался ханом, пришедшим из кыргызских сказок.

В доме отдыха наша семья пережила и страшный голод, разразившийся в 1931-32 годах. Тогда в соседнем Казахстане от голода умерло около 2,2 млн. человек, а 800 тыс. бежало из страны. Мы были очевидцами, как за высоким решетчатым забором дома отдыха то тут, то там умирали голодные люди. Это было страшное зрелище. Вооруженные солдаты, охранявшие специальный объект, не пускали их на территорию. Взрослые говорили нам, что это беженцы-казахи.

Вскоре пришел 1933 год, и начались массовые репрессии Сталина. С 1933 по 1936 год по обвинению в принадлежности к Социал-Туранской партии (СТП) было арестовано около 60 человек (потом число арестованных стало расти в геометрической прогрессии), в том числе мои дяди Султан, Самудин, Зайнидин, Искак, Шарапидин и Кемелидин Курмановы. Иногда они проходят по материалам следствия, как Лепесовы. Был также арестован наш жезде – Карыпбай, сын Канат-хана, который просидел в молдовановской тюрьме более 20 лет. Султан и Зайнидин Курмановы были, по материалам следствия, активными участниками создания СТП.

Мой отец Шамседин, имевший на иждивении пятерых собственных детей – Аскарбека, Юсупбека, меня, Осмонбека и Бибинур, а также детей репрессированных братьев Самудина (Куляй и Эмильбек), Искака (Кайпек), был вынужден в целях безопасности переехать в казахское село Георгиевка Курдайского района Джамбулской области, где он устроился главным бухгалтером Курдайского районного отдела финансов. Переезд за 20 км. от Фрунзе, конечно, не мог спасти нас от вездесущего ока НКВД, но нас это спасло. В таких случаях говорят «кудай сактады». Впоследствии Зайнидин был приговорен к расстрелу. Султан, Искак, Самудин, Шарапидин умерли в лагерях или тюрьме, Кемелидин отсидел 8 лет…

Вот такая грустная история из жизни страны и одной семьи, по которой страшным катком прошла сталинская политика репрессий. Мой отец, как уже было сказано выше, погиб в 1943 году. Официальная версия – убийство совершили дезертиры. В этот же год погиб на войне мой дядя Насердин, ушедший на фронт добровольцем.

В войне участвовал мой брат Юсуп, который сбежал на фронт в 16 лет, был командиром пулеметного взвода, дослужился до звания капитана, а потом полковника; а также наш самый старший брат Аскарбек. Дядя Кемелидин, только что освобожденный из мест лишения свободы, тоже был на войне. Слава Богу, все вернулись здоровыми и живыми. А дядя Кемелидин вернулся с фронта с русской женой Тамарой.

Карпек КУРМАНОВ ,
из книги воспоминаний «Исповедь юриста»

25 апреля 2013 г.