«Без суда и следствия». Нужен ли Кыргызстану новый порядок реабилитации репрессированных?

«Историческое знание …не даёт перепевать наивные ошибки прошлого. …У прошлого своя правда. Если с ней не считаться, оно вернётся отстаивать её и заодно утвердит свою неправду».
Хосе Ортега-и-Гассет. Одичание и история

Философ, чьи слова вынесены в эпиграф этой статьи, пытался объяснить истоки фашизма и большевизма в Европе ХХ века. И вывод, к которому он пришёл, в короткой памяти людей. От прошлого нельзя избавиться, просто забыв его. «Стирая» из памяти былые ошибки, мы обрекаем себя повторять их снова и снова. От своего прошлого можно избавиться, только приняв его во всей полноте, осознав, запомнив его уроки и поднявшись над ними на ступень выше. Скоро 28 лет, как мы завершили советский этап истории, но до сих пор не отдали все его долги…

Да, мы вернули память о героях Великой войны, каждый год проводя в Бишкеке марши «Бессмертного полка». С благодарностью вспоминая тех, кто ценой здоровья, карьеры и жизни защищал свою семью, свой дом и свою страну от внешней агрессии. Но забытыми и безымянными остаются многие из тех, кто погиб или пострадал в мирное время. Не от стихийных бедствий, не от болезней и не от внешних врагов. Тех, кто стал беспомощной жертвой несправедливой и циничной политики собственного государства. Речь о людях, подвергшихся репрессиям советского и, в первую очередь, сталинского периода…

***

25 лет назад в Кыргызстане вступил в силу закон «О правах и гарантиях реабилитированных граждан, пострадавших в результате репрессий за политические и религиозные убеждения, по социальным и национальным признакам». Верховным судом реабилитировано более четырёх тысяч граждан. Как написал историк Павел Дятленко, «датой завершения реабилитации репрессированных граждан в нашей республике является 1999 год. Именно в этом году Верховный суд республики рассмотрел последние дела о восстановлении прав и свобод репрессированным гражданам».

Из этого следует, что основная масса судебных дел о реабилитации пришлась на период с 1994 по 1999 годы. Почему? Значит ли это, что реабилитированы были все, кто подвергся репрессиям, и что доброе имя вернули всем невиновным? Вряд ли.

Начнём с того, что по закону о реабилитации (в действующей редакции) право обращения с заявлением даётся только лицам, которые лично подверглись репрессиям, их супругам и детям, которые находились вместе с ними и перенесли тяготы, связанные с их наказанием. Это значит, что права на реабилитацию лишились все люди, кто сам не дожил и уже не имел живых супругов и детей к моменту принятия этого закона. Например, те люди, чьи семьи полностью погибли от репрессий, – были расстреляны, погибли от голода, холода и болезней по пути или в местах ссылки и депортации.

Ограничив круг заявителей только лицами, лично пострадавшими от репрессий, законодатель лишил тысячи людей права на реабилитацию, пусть даже посмертную. А если учесть, что, например, с 1937 года прошло уже более 80 лет, то для многих жертв и пострадавших от репрессий такой порядок можно считать фактическим запретом на реабилитацию…

***

Второй момент – сам порядок реабилитации. По действующему закону заявления граждан на реабилитацию подаются в прокуратуру, которая при содействии органов национальной безопасности, готовит заключение и передаёт его на рассмотрение судов.

Парадокс ситуации заключается в том, что реабилитировать репрессированного человека по нашему закону сложнее, чем в своё время было его осудить. Так, по постановлению ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года следствие по делам о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти должно оканчиваться в срок не более 10 дней. Обвинительное заключение вручалось обвиняемым за сутки до рассмотрения дела в суде. При этом уголовные дела рассматривались без участия самих подсудимых, обжалование обвинительных вердиктов не допускалось, а приговор о расстреле приводился в исполнение сразу после его вынесения. То есть подсудимым не давали возможности высказаться в свою защиту, не оставляли право оспорить неправосудное решение и убивали его немедленно. Можно ли вообще называть это правосудием?

Более того, репрессии применялись к гражданам не только судами, но и квазисудебными государственными или даже партийными органами («двойки», «тройки», «чрезвычайные совещания» и т.д.). Причём приговоры, включая расстрельные, почти всегда выносились в отсутствие обвиняемого/подсудимого и/или его защитника, заочно. Отсюда и возникает вопрос: почему реабилитация должна проводиться в судебном порядке и с соблюдением нынешних стандартов правосудия, если первоначально рассмотрение уголовного дела человека либо велось судом, но заочно, заведомо однобоко и с карательным уклоном, либо и вовсе осуществлялось несудебными органами?

К тому же, по словам председателя правления российского общества «Мемориал» Яна Рачинского, «те, кто осуществлял репрессии, получили жильё, мебель и имущество тех, против кого они фальсифицировали дела». Выступая на радио «Эхо Москвы», он привёл данные из отчёта за период с августа 1937 года по октябрь 1938 года, согласно которому из 7,5 тысячи комнат, конфискованных у осуждённых граждан, более шести тысяч было передано НКВД. То есть те самые сотрудники, которые организовывали уголовное преследование невиновных граждан, в итоге и получали их жильё, имущество, включая предметы быта.

Да и сами судебные процессы периода «Большого террора» нельзя назвать правосудием в его нынешнем понимании. Там не было ни презумпции невиновности, ни толкования всех сомнений в пользу подсудимого, ни требования о доказательности обвинений, ни права на квалифицированную защиту, ни права на ходатайства, отводы, обжалования и т.д. В таких условиях правильно говорить не о правовой оценке вынесенных по этим уголовным делам вердиктов, а о том, что репрессированные граждане в принципе изначально были лишены всякого права на правосудие…

***

И, наконец, вопрос о том, кто и как должен рассматривать реабилитационные заявления и дела. На первый взгляд кажется очевидным, что реабилитация граждан по уголовным делам – это исключительная компетенция судебных органов. Но лишь на первый взгляд. На самом деле всё несколько сложнее.

Во-первых, суд – это государственный орган, занимающийся:
– разрешением споров (по экономическим, гражданским и уголовным делам);
– установлением ответственности (материальной, административной, уголовной) сторон;
– применением материальных и процессуальных законов (ГК-ГПК, УК-УПК и т.д.).

Иначе говоря, судебный процесс предполагает наличие сторон и предмета спора; возможность привлечения к ответственности одной или обеих сторон; применение действующих или действовавших на момент совершения деяния норм законов.

И вот тут мы сталкиваемся с тем, что по реабилитационным делам, как правило, одна из сторон отсутствует, как отсутствует сам предмет спора. Привлечь к ответственности тех, кто осуществлял репрессии, уже нельзя, поскольку они в подавляющем большинстве уже умерли. Применять нормы законодательства сталинского периода невозможно хотя бы потому, что в Кыргызстане (да и не только у нас), вероятно, нет судей, прокуроров, адвокатов, имеющих достаточные знания обо всём массиве правовых норм того времени и о том, какие из них должны применяться или не применяться в плане относимости к делу, по иерархии с точки зрения юридической силы, времени принятия (редакции) и прочих обстоятельств.

Добавьте сюда то обстоятельство, что полноценное досудебное и судебное расследование уголовных дел полувековой и более давности невозможно в силу отсутствия свидетелей, утраты вещественных и документальных доказательств и т.д. Всё это говорит лишь о том, что чисто юридическое рассмотрение этих дел по существу сегодня уже невозможно. В такой ситуации даже самый опытный и сведущий юрист будет вынужден опираться при рассмотрении дела не столько на совокупность исследованных доказательств и доводов, сколько на логику событий, своё мировоззрение и внутреннее ощущение. Время для чисто юридического разрешения этих вопросов уже прошло…

***

У вас уже возник вопрос: если не юристы, то кто? Действительно, кто-то же должен заменить их в процессе реабилитации репрессированных граждан. И, между прочим, фактически уже заменил. Это учёные. Это энтузиасты-правозащитники. Те, кто все эти годы «копал» архивы, находил и изучал пыльные дела, старые и очень старые редакции нормативных правовых актов. Это люди, по крупицам собирающие пазлы чьих-то угасших судеб в их личные, трагические истории. Теперь – это их дело.

Инструменты практикующего юриста – сбор и оценка вещественных и документальных доказательств, допросы, очные ставки, осмотры места происшествия, следственный эксперимент, опознание и т.д. – вряд ли применимы в реабилитационных делах. Тут намного полезнее и нужнее навыки историка, специалиста по библиотекам и архивам.

Это не значит, что юристы не нужны. Напротив. Но теперь их роль скорее в том, чтобы быть экспертами при оценке применимости тех или иных норм материального и процессуального права при рассмотрении реабилитационных дел. Основная же роль по обеспечению сбора и изучения материалов по реабилитации репрессированных на нынешнем этапе очевидно должна перейти именно к профессиональным исследователям, учёным.

В этом плане интересен опыт Украины, которая с 2018 года передала функцию реабилитации граждан из ведения судебных органов в специально созданную Национальную комиссию по реабилитации. Мы не обязаны копировать украинскую модель закона, но, похоже, есть смысл позаимствовать из неё некоторые, наиболее логичные элементы.

Хотя в плане терминологии я бы украинских коллег подправил. Мы уже не можем восстановить историческую справедливость. Потому что и палачи, и их жертвы – почти все уже в земле. Но это не мешает нам восстановить историческую правду. Хотя бы для того, чтобы не повторять тех ошибок, за которые наш народ уже заплатил сполна.

На память пришли слова из знаменитого советского детектива «Место встречи изменить нельзя». Подсудимый Груздев, которого обвинили в убийстве бывшей жены, уже потеряв надежду на оправдание, просит оперативника найти настоящего преступника: «Шарапов, найди его. Даже если меня осудят, найди. Если не жизнь, так хоть честь мою спаси». В этом кино всё закончилось оправданием невиновного и задержанием банды. В реальности тысячи людей погибли и пострадали ни за что. Этого уже не изменить. Но будь у них право на последнюю волю, они наверняка попросили бы нас о том же самом: «Если не жизнь, то хоть честь нашу спасите»…

P.s.: В ближайшее время ожидается внесение в Жогорку Кенеш находящегося на стадии завершения законопроекта об изменении условий и порядка реабилитации граждан, подвергшихся или пострадавших от репрессий советского периода. Остаётся лишь надеяться, что инициатива авторов проекта – группы юристов и историков во главе с депутатом Каныбеком Иманалиевым и профессором Аблабеком Асанкановым, найдёт понимание и поддержку, как среди парламентариев, так и среди широкой общественности. Полагаю, что идея этого заслуживает…

Нурдин ДУЙШЕНБЕКОВ

18 июля 2019 г.