ГлавнаяНовостиГазетаRSS

Информационно-аналитический портал «PR.kg»
29 марта 2024, 12:36

← вчерасегодня ↓

интернет газета интим знакомств
Еще из раздела ↓
25 мая, 14:38
Саранча угрожает Средней Азии
17 марта, 10:30
Москва недовольна национализацией в Киргизии

The New York Times: Пария Путина

Акция не задалась с самого начала. Морозным ноябрьским вечером в центре укутанной в плакаты и щиты Москвы — тема всех плакатов и щитов была практически одной и той же, вариации на тему 'POBEDA PUTINA — POBEDA ROSSII!' — собралось несколько тысяч людей, устроивших акт ставшего нынче в России редкостью политического театра. Сначала казалось, что это будет повторением последних дней существования СССР — тех бурных месяцев, когда гласность выталкивала огромные толпы людей на уличные акции протеста. Так же в кузове грузовика с опущенными бортами стояла кучка диссидентов; так же из-под их ног высовывались носики ретрансляторов; так же через дорогу тайная полиция из своих невидимых усилителей поливала демонстрантов записанным на пленку смехом и советскими вальсами.

В тот день все глаза и линзы всех камер были направлены на одного человека — Гарри Каспарова, мужественного шахматиста, ушедшего из спорта, чтобы покончить с правлением президента Владимира Путина. Вот Каспаров хлопнул в ладоши, крикнул 'Davai!' — и процессия двинулась к зданию Центральной избирательной комиссии, куда он планировал принести официальный список своих претензий. Однако сразу же, как двинулась демонстрация, стало ясно, что Каспаров возглавляет ее не один. Впереди одной из, наверное, самых донкихотских колонн в истории современной России он шел, сцепившись локтями с человеком, которого далеко не всякий определил бы ему в товарищи — Эдуардом Лимоновым, 65-летним поэтом и популистом, возглавляющим НБП, Национал-большевистскую партию.

После президентских выборов в России, которые состоятся сегодня (статья датирована 2 марта 2008 г. — прим. перев.), в стране, скорее всего, не произойдет никаких существенных перемен. Молодой юрист Дмитрий Медведев, которого Путин определил себе в преемники — подставная фигура и не более того. Однако реальная оппозиция в стране есть и останется. Это непрочный альянс 'Другая Россия', в который вошли все остатки лагеря западников. Во главе этого лагеря и стоят Каспаров с запрещенными национал-большевиками, или, как сами называют себя молодые последователи Лимонова — 'натболами' (в тексте Nat-Bols — фонетический ряд, который по правилам чтения английских слов созвучен сочетанию прилагательного Nut и существительного Balls — прим. перев.). Кремль полностью контролирует теле— и радиоэфир; против их акций протеста на улицы каждый раз выходит настоящая армия полиции; поэтому пока альянс проявил больше способности не к политическим речам, а к междоусобным войнам.

  Партнеры

 

Однако Лимонов не опускает руки. Его ортодоксальный, зачастую 'сырой', но при этом всегда латентно-агрессивный популизм жестко направлен на разрушение кремлевской партии. Несмотря на свой резкий национализм и склонность к привлечению в свои ряды необузданной молодежи, он работает в тесном партнерстве с либералом Каспаровым.

— Генералов без армий в России полно, — сказал мне осенью Каспаров. — А у Лимонова есть солдаты. За Лимоновым — сила улицы.

Людей на митинге было немного. Тем, кто помнит последние дни СССР, такая толпа показалась бы до обидного маленькой. Однако впереди нее дисциплинированно выстроились двести-триста натболов, молодых людей и девушек, одетых в черное и светящихся, казалось бы, неуместной в таких обстоятельствах радостью. Как и ожидалось, марш закончился, едва начавшись: полиция встала стеной с обеих сторон и закрыла все пути. Когда Каспарова схватили и поволокли в полицейский фургон, его окружила иностранная пресса, и, когда Каспарова на пять дней отправили в тюрьму, гром осуждения прозвучал из уст европейских лидеров и даже от официального представителя Джорджа Буша-младшего.

Однако вместе с Каспаровым пропал и Лимонов. Какая-то babushka клялась, что видела, как его тоже потащили куда-то с мешком на голове. О его аресте сообщила либеральная московская радиостанция 'Эхо Москвы', последний заповедник независимой прессы в России. Но ни в одной из тюрем Лимонова найти не удалось. Правда выяснилась только несколько дней спустя. 'Спасибо моим ребятам', — сказал мне Лимонов. Натболы бросили партийные флаги (из-за этих флагов, точнее из-за их схожести цветами и рисунком с нацистскими, только у них вместо свастики серп и молот, партия пользуется дурной славой) и провели 'домашнюю заготовку', окружив Лимонова и уведя его из-под носа у полиции. 'Мои ребята спасли меня, — сказал он. — Вот так же они могут спасти и страну'.

В Москве сегодня любят говорить о том, что 'Россия снова встала на ноги'. Что ж, нефть и газ действительно могут сделать многое. Prospekty забиты 'Бентли', 'Мазерати' и даже 62-ми 'Майбахами' — а каждая такая баварская колесница отъедает из бюджета больше 400 тысяч долларов. В гостинице 'Риц-Карлтон', настоящем мраморном дворце, воздвигнутом напротив Красной площади на месте старого 'Интуриста', самый маленький одноместный номер стоит 1200 долларов в сутки. Но и в Москве, и за ее пределами, в российской глубинке, подрастает и новое поколение, которого не коснулась быстрая глобализация и которое не видит своего места в сегодняшней жизни. Политические симпатии российской молодежи очень разнообразны — здесь есть и хулиганы-неонацисты, выложившие в интернет видеозапись, на которой темнокожему мужчине отрубают голову, и неосоветские молодежные группировки, плодящиеся по воле Кремля. Однако первыми были именно лимоновские национал-большевики. Сегодня они стоят примерно в середине пестрого политического спектра России: взглянешь с одной стороны — типичные хиппи, с другой — настоящий революционный авангард. Лимонов 'из соображений безопасности' не раскрывает списки своих членов, но, по его словам, в актив входит от тысячи до полутора тысяч человек, а всего в партии их состоит около 56 тысяч. Их не утопили экономические невзгоды и не воодушевил реставрационный проект Путина; в НБП они нашли достаточно грубую для себя идеологию, зачастую пересыпанную черным юмором, о которой сам Лимонов в готовностью говорит, что ее можно в любой момент переделать 'под что угодно и кого угодно'.

Лимонов основал НБП в 1993 году, вернувшись в Россию после многих лет, проведенных за границей. С того времени его риторика поменялась, перестав быть антиамериканской и антикапиталистической и превратившись в антипутинскую и антифашистскую, однако ее ядром остался тот же грубый национализм. Ее корни он ищет у всех — от Михаила Бакунина, анархиста 19-го века, до французского ультранационалиста Жана-Мари Ле Пена (Jean-Marie Le Pen). За время существования партии он уже настолько много раз менял курс, что постоянными остались только цель — революция — и средство — молодежь. 'В бюрократическом кагэбэшно-милицейском государстве молодежь — бросовый ресурс', — писал он. По его утверждению, власть считает молодых россиян, 'самую сильную физически общественную группу', неким 'внутренним врагом', по тому же принципу, в соответствии с которым врагом 'внешним' считаются чеченцы. По мнению Лимонова, недовольная властью молодежь — это 'самый эксплуатируемый класс в стране'. Именно такие люди, утверждает он, приходят в его партию. Среди его сторонников немало бритоголовых молодых людей — но сегодня это скорее 'левые панки', чем 'правые скинхеды'.

Программа партии была и остается весьма туманной, но ее противники — и ее методы — довольно хорошо известны. С начала лета 2003 года НБП начала и продолжает кампанию 'прямого действия' — пропагандистских выступлений, за которые некоторые ее активисты уже получили тюремные сроки. Начался этот, как его называет Лимонов, 'бархатный терроризм', с того, что один из натболов выстрелил в Александра Вешнякова, председателя Центральной избирательной комиссии, майонезом. Затем в день выборов 2003 года лидера коммунистов Геннадия Зюганова забросали помидорами, а первого премьер-министра путинского правительства Михаила Касьянова — яйцами. Следующим летом, когда ввели новый закон, урезающий помощь бедным и пожилым, натболы напали на Министерство здравоохранения. Три десятка членов партии захватили кабинеты на двух этажах здания, включая кабинет самого министра. За участие в этой акции семеро натболов были посажены в тюрьму на два с половиной-три года.

Самая известная их акция была совершена после Дня Победы в 2005 году. Тогда два молодых натбола спустились на веревках на фасаду гостиницы 'Россия', монструозного советского строения, до недавнего времени стоявшего напротив Кремля. На высоте одиннадцатого этажа 22-летняя москвичка Ольга Кудрина, обладательница роскошных золотых волос, и 20-летний Евгений Логовский из небольшого города Арзамаса вывесили сорокафутовую растяжку с надписью 'PUTIN UIDI SAM!'. Также они бросали вниз листовки с другим советом президенту: 'Ныряй за 'Курском'!' (имеется в виду подводная лодка, утонувшая в 2000 году в Баренцевом море. Тогда погибли 118 моряков). Они еще успели выкурить пару сигарет и позвонить по телефону, но тут явилась полиция с ножницами и наручниками. Логовский получил условное наказание. Кудрину приговорили к трем с половиной годам тюрьмы, после чего она ушла в подполье.

Впервые я встретился с Лимоновым летом прошлого года в полутемной квартире в центре Москвы. Эта квартира, служащая партии своего рода канцелярией, будто нарочно засунута как можно глубже в бетонный лабиринт перекрестков в одном из самых грязных районов Москвы — у Курского железнодорожного вокзала. Меня встретил на улице молодой человек, на вид гораздо меньше тридцати лет, бритоголовый, в красной футболке, на которой огромными буквами было написано: 'NOT MADE IN CHINA'. Личную охрану Лимонова составляют до двух десятков натболов. К нему они обращаются 'Vozhd''. Именно от них я впервые услышал это слово в реальной речи. Интересно, знают ли они, что в своей время так обращались к Сталину, подумалось мне.

Shtab выглядит примерно так же, как, например, тайный пункт сбора членов ИРА. Лимонов вышел ко мне во всем черном: черные джинсы, черная футболка, черный узкий галстук (так в тексте — прим. перев.). Из-за очков, тонких усов, подкрученных на концах, и седеющей бородки Вождь очень напоминает внешностью Льва Троцкого.

Так было не всегда. В семидесятые годы, когда Лимонов вынырнул на свет из подполья, написав автобиографическую книгу 'Это я, Эдичка', по внешнему виду он больше напоминал обложку пластинки мюзикла 'Чары Господни'. Тогда основу его гардероба составляли узкие джинсы, рубашки с отложным воротником и обувь на огромных каблуках. Он как мог насмехался и дразнил, соблазнял и бичевал — но в тогдашнем эмигрантском полусвете провокаторами были столь многие, что одной провокацией никак нельзя было удовлетвориться. По примеру одного из своих героев — революционного поэта Владимира Маяковского, Лимонов хотел положить жизнь на алтарь какой-нибудь идеи. Но что это должна быть за идея, он не знал — по крайней мере, пока существовал СССР.

Родился Лимонов в 1943 году в Дзержинске, самом грязном городе Советского Союза. При рождении единственный сын офицера сталинской тайной полиции получил имя Эдуард Вениаминович Савенко. Вырос он в украинском городе Харькове, советском Детройте, где он решил не идти учиться ни в какой из местных институтов, а, поработав немного в литейном цехе местного моторного завода 'Серп и молот', выбрал работу в книжном магазине. В начале 60-х годов он проник в мир зарождавшейся в Харькове богемы.

— Нас все считали 'лишними людьми' [один из традиционных российских литературных сюжетов], и все мы, конечно, этим очень гордились, — говорит один из самых близких его друзей того времени, художник Вагрич Бахчанян. Именно он окрестил Савенко 'Лимоновым' ('Он был очень бледный, почти желтый'). Для русского уха это звучит очень непривычно и странно, говорит сам Лимонов — 'что-то вроде Johnny Rotten'.

В 1967 году Лимонов переехал в Москву, где купил первую в своей жизни пишущую машинку.

— Столица была мечтой всех поэтов в СССР, — рассказывает он. — Не ради тиражей, конечно — опубликоваться было невозможно, — а ради женщин и славы.

В этом Лимонов преуспел, распространяя свои стихи как samizdat — перепечатывая на машинке. Правда, в отличие от своих товарищей из подполья, он еще и продавал их по пять рублей за распечатку. В 1974 году его вызвали в КГБ и предложили выбор — 'откреститься от своих друзей-дегенератов или уехать за границу'. Он уехал из СССР — сначала пожил в Вене, потом в Риме, а через некоторое время перебрался в Нью-Йорк. Уехал он не один: вместе с ним отправилась 'прекрасная Елена' — его вторая жена, по легенде, вскоре ставшая первой советской манекенщицей на Манхэттене.

По словам самого Лимонова, он написал 'более 44 книг' — романов, стихов, прозы и очерков. Однако для большинства россиян он остается автором одной книги — 'Эдички', изданной в Нью-Йорке в 1979 году. Заканчивается книга предсказанием, которое как бы сформировало всю последующую жизнь автора:

'Кого я встречу, что впереди — неизвестно. Может, я набреду на вооруженную группу экстремистов, таких же отщепенцев, как и я, и погибну при захвате самолета или экспроприации банка. Может, не набреду и уеду куда-нибудь, к палестинцам, если они уцелеют, или к полковнику Кадафи в Ливию, или еще куда — сложить Эдичкину голову за каких-то людей, за какой-то народ'.

Книгу, обильно переложенную ругательствами и описанием сексуальных сцен во всех позах и половых сочетаниях, отвергли три десятка американских издательств. Издать ее решилась только одна русская эмигрантская фирма. Несколько позже она появилась во Франции под названием 'Le poète russe préfère les grands nègres' ('Русский поэт предпочитает больших негров') и в Германии, где стала бестселлером. Для многих русских она стала самым громким литературным явлением после 'Одного дня из жизни Ивана Денисовича'. В 1983 году причину этого поняли и американцы, когда издательство Random House напечатало английский перевод. Уже на второй странице Эдичка с восторгом рассказывает о том, как живет в полной зависимости от американского 'вэлфера': 'Я считаю, что я подонок, отброс общества, нет во мне стыда и совести, потому она меня и не мучит, и работу я искать не собираюсь, я хочу получать ваши деньги до конца дней своих'. На сегодняшний день в России продано более миллиона экземпляров 'Эдички'.

На стенах лимоновского кабинета рядами выстроились книги — биографии Муссолини и Че, русское издание 'Цветов для Гитлера' ('Flowers for Hitler') Леонарда Коэна (Leonard Cohen), экономика Роберта Хейлбронера (Robert Heilbroner) и целая полка книг, разоблачающих КГБ. Над книгами — крупные фотографии, живописующие его путешествия по темным закоулкам горячих точек постсоветской эры — Боснии, Таджикистану, Абхазии, Приднестровью. На фотографиях Лимонов — на танках и пешком — снят в компании тех, кто там реально воевал. Одна из этих остановок принесла ему особенно скандальную славу: он был снят на пленку стреляющим из пулемета вместе с лидером боснийских сербов Радованом Караджичем (Radovan Karadzic). Когда в Гаагском трибунале слушали дело об обвинении Караджича в военных преступлениях, пленку, снятую откуда-то, откуда открывается вид на осажденный город Сараево, показывали в суде, а сейчас ее можно найти на YouTube. Для любого, кто читал Лимонова, такая тяга к войне не нова. Он ведь сам написал: 'Любовь к оружию у меня в крови, и сколько себя помню еще мальчишкой, я обмирал от одного вида отцовского пистолета. В темном металле мне виделось нечто священное'.

С легкой руки Лимонова из английского в русский политический обиход вошло новое слово — luzer. Как политик он, мягко говоря, слаб.

— У него нет никаких надежд на получение государственной власти, — говорит о нем Алексей Венедиктов, директор радио 'Эхо Москвы' и один из самых проницательных российских политических журналистов. — Но движет им не это. Лимонов любит улицу, и, как любому бойцу, ему нужна арена.

С этим, наверное, согласился бы Александр Дугин, 46-летний философ, вместе с Лимоновым основавший НБП. Около десяти лет назад их пути разошлись, и сегодня Дугин более всего известен как 'первосвященник евразийства' и идеолог, которого привечают многие в органах госбезопасности. Неофициально он состоит в Кремле 'советником по делам молодежи'.

— Название не имело для Лимонова никакого значения, — рассказал мне Дугин. — Он хотел назвать партию хоть национал-социалистской, хоть национал-фашистской, хоть национал-коммунистической. Ему было все равно. Он никогда не был силен в идеологии. . . а вот глас вопиющего в пустыне — это всегда была его стихия.

По словам Дугина, Лимонов похож на 'клоуна из маленького бродячего цирка'.

— Таких цирков было много в Америке в начале 20-го века. Он похож на тех, кто всегда выступал в амплуа 'местного уродца' — кто-то червяков ел, кто-то женщину бородатую показывал. Чем лучше он играет, чем больше привлекает внимания, тем ему лучше.

Однако в Кремле Лимонова явно не считают клоуном. В апреле 2001 года его арестовали, обвинив в контрабанде оружия — 'один автомат Калашникова и немного взрывчатки', как он рассказал мне. Обвинительное заключение читалось как страницы из раннебольшевистской истории: террористы штурмом берут золотой прииск на севере Казахстана, что в Центральной Азии — район, в котором не случайно большинство населения было русское. Судья, однако, выбросил из заключения пункт о терроризме и приговорил Лимонова к четырем годам тюрьмы. Летом 2003 года он вышел на свободу.

Но еще четыре года спустя терпение Путина лопнуло. Российские власти запретили НБП, занеся ее в список 'террористических группировок'.

— Какая честь, — говорит об этом Лимонов. — Мы первая немусульманская партия, которую запретила власть.

Несколько раз он пытался оспорить решение в суде, и все эти разы — последний раз месяц назад — оно оставалось в силе. Сегодня за решеткой сидят по меньшей мере 14 натболов, трое из них — женщины. Еще несколько человек скрываются от полиции.

Кремль оказался не просто неспособен игнорировать Лимонова; он даже взял на вооружение его тактику. Путинские идеологи во главе с заместителем лавы его администрации Владиславом Сурковым, создали целый ряд таких молодежных движений, как 'Наши' и 'Молодая гвардия'. Эти движения так же хорошо финансируются, они столь же неуступчивы и патриотичны, как и их покровители, за что получили название 'Putin Jugend.' Кое-кто призывает не преувеличивать их силу, да и те же 'Наши' могут вскоре потерять государственное финансирование — но о том, что они могут, не понаслышке знает, например, посол Великобритании Энтони Брентон (Anthony Brenton). Два года назад активисты 'Наших' — в НБП их зовут 'нашистами', намеренно рифмуя с 'фашистами' — начали повсюду следовать по Москве за британским дипломатом. Они несколько месяцев подряд забрасывали листовками его машину, пикетировали его резиденцию и освистывали его, где бы он ни появлялся. Чтобы прекратить это, потребовалось личное вмешательство министра иностранных дел России. В чем провинился Брентон? В том, что пришел на конференцию оппозиции, где сидел в компании Лимонова.

С тех пор антилимоновская кампания становилась все грубее и грубее. За три дня до московского марша, 22 ноября, молодой активист натболов Юрий Червочкин подвергся нападению, когда расклеивал листовки недалеко от дома — в подмосковном городе Серпухове (Червочкин занимал 180-е место в списке кандидатов в Думу от 'Другой России'). В тот день он уже звонил знакомому журналисту и рассказал, что за ним следует полиция; он сказал, что узнал полицейских, что они уже встречались. Вечером он был жестоко избит, в больнице впал в кому, и 10 декабря — всего за три недели до своего 23-го дня рождения, умер.

— Эдик никогда не интересовался политикой, — говорит старый друг Лимонова Бахчанян. — Его политизировал Нью-Йорк. Этот город словно разбудил его.

Бахчанян на пять лет старше Лимонова. Он уже был ветераном харьковской богемы, когда помог молодому провинциальному дарованию перебраться в Москву. Затем, в начале 70-х, именно он позвал Лимонов с женой Еленой вслед за собой и своей женой выехать из СССР.

Лимонов покинул СССР вслед за Солженицыным, Бродским и Барышниковым по такой же визе, какие выдавали тогда советским евреям — хотя сам он не еврей. Он любил тогда ругать этих людей, которых считали символами 'третьей волны' советской эмиграции. Но больше всего Лимонов завидовал Бродскому, величайшему поэту своего поколения. 'Ему нравились мои стихи, — уверял он меня. — Правда нравились!' (это подтверждают и другие люди, лично знавшие обоих). К тому же, по словам Лимонова, именно Бродский ввел его в дом Татьяны Яковлевой и Александра Либермана, редактора издательства Condé Nast, на Восточной 70-й улице.

— Потрясающие, необычайные личности, большие люди, и не только для меня, но и для всей русской эмиграции. Бродский представил меня им — он хотел помочь мне. Кто я был? Подпольный поэт, чудила в джинсах и на каблуках. Но Бродский был психологом: он знал, что в Москве я был знаком со старой Лилией Брик, любовницей Маяковского. (Когда-то любовницей Маяковского была и Татьяна Яковлева). И [Бродский] понял, что Татьяне интересно было бы послушать о женщине, которая украла у нее Маяковского.

Лимонов легко вошел в круг Либерманов. В Москве он некоторое время портняжил, и иногда делал одежду для Татьяны. Его с Еленой приглашали на вечера к Либерманам. Проник он и в круг Барышникова.

— Между репетициями Миша читал 'Эдичку', — заявляет Лимонов. — И ему — нравилось!

В Нью-Йорк Лимонов приехал в 1975 году. Панк-культура тогда уже клонилась к закату, и он стал завсегдатаем клуба CBGB ('кантри-блюграсс-блюз'), слушал Пэтти Смит (Patti Smith) и Ричарда Хелла (Richard Hell) и знал всех от Стива Рабелла (Steve Rubell) до членов местной ячейки Социалистической рабочей партии.

От 'Эдички' просто разит земным и грешным: герой, брошенный женой Еленой, пускается в 'ночные прогулки по Вест-Сайду', вовремя которых вступает во множественные половые сношения с бездомными черными мужчинами. Тем не менее, среди тонких сюжетных нитей через всю книгу проходят два лейтмотива: сибаритство и снисходительность. В сущности, 'Эдичка' — это человек из ниоткуда эпохи постмодерна: развращенный, беспрестанно жалеющий себя, колюче-горделивый и презрительный к другим. Но его создатель — нечто вроде результат скрещивания Нормана Мэйлера (Norman Mailer), буяна и политического фрилансера, с Маяковским — литературным революционером, неугомонным до саморазрушения.

— Я сделал то, чего не сделал ни один другой писатель в России. Я сломал стену. В то время было всего два типа литературы — советская и антисоветская. А мои книги были просто книгами — по большей части о моей собственной жизни.

В конце 1978 года Лимонов нашел самую лучшую синекуру для эмигранта, переехав по адресу Саттон-сквер, 6 — в 17-комнатный особняк в тупике 58-й Улицы, за углом от резиденции генерального секретаря ООН. Он поступил на работу к Питеру Спрагу (Peter Sprague), в то время главе компании National Semiconductor и сопредседателю совета директоров английской компании Aston Martin, делающей спортивные автомобили. О тех годах Лимонов последствии написал роман 'His Butler's Story' ('Рассказ о его дворецком').

Сам Спраг утверждает, что содержание романа не соответствует действительности.

— Ну представьте, что Хантер Томпсон (Hunter Thompson) написал 'Дневники нянюшки' ('The Nanny Diaries'), — сказал он мне, когда мы с ним сидели в кафе на Среднем Манхэттене. — Я-то знаю, кто такие дворецкие. А Эдуард, как мне кажется, даже разницы между экономом и дворецким никогда не понимал.

Занятная у них получилась парочка. Спраг, уже будучи предпринимателем и однажды попытавшийся даже баллотироваться в Конгресс от Республиканской партии против тогдашнего депутата Эда Коха (Ed Koch), неожиданно бросил писать диссертацию в Колумбийском университете и уехал в Иран, где завел птицефабрику. У него были даже свои связи в российском литературном мире: он дружил с поэтом Евгением Евтушенко и поэтессой Беллой Ахмадулиной.

— В какой-то момент мой дом превратился в ночлежку для немалой части русского культурного меньшинства.

Я просил его, зачем ему понадобился Лимонов — и Спраг не нашелся, что сказать.

— Я с ним практически не разговаривал — я в то время много путешествовал. Эдвард варил борщ и кофе и уходил в плавание по неплохому винному погребу, а что он еще делал — хоть убейте, не вспомню.

Тогда в погребе было больше тысячи бутылок — но у Спрага в памяти осталось только то, что Лимонов сравнивал его с Гэтсби.

— Он жестоко ошибся. В то время я уже был на мели и скоро потерял все, в том числе и дом.

Лимонов был на жалованье у Спрага до 1980 года, но уже в 1982 году он живет в Париже с моделью и певицей Натальей Медведевой, которая вскоре станет его новой женой. Во Франции Лимонов буквально купался во внимании литературной критики, но после распада Советского Союза и восстановления гражданства вернулся в Москву. Прошло всего несколько месяцев, и он оказался в самом центре событий: в свой теневой кабинет Лимонова пригласил глава либерал-демократов Владимир Жириновский. Та зима в России была полна событиями. Это был один из тех периодов, когда фаталисты — а в России это практически все — дружно закатывали глаза и предрекали 'Smutnoe vremya'.

После ноябрьского марша и ареста Каспарова коалиция 'Другая Россия' была практически мертва. Стал снова подавать надежды бывший премьер Касьянов, которого НБП в свое время закидывала яйцами: он порвал с Путиным и присоединился к оппозиции. Но здесь он тут же поссорился с Каспаровым.

— Два огромных эго в одной комнате, — сказал о них Лимонов.

Суть их взаимоотношений он описал русской пословицей: 'Они пытались делить шкуру медведя до того, как медведь был мертв'.

После выборов 2 декабря, освистанных на Западе, Путин получил ту Думу, которую заказывал: кремлевская партия «Единая Россия» увеличила свою долю в 450-местном парламенте до 315 мест. В ней нашлось место даже Андрею Луговому, которого британские власти подозревают в убийстве бывшего агента КГБ Александра Литвиненко — он прошел туда от либеральных демократов. А 10 декабря Путин сказал, что хотел бы видеть своим преемником Медведева, и уже на следующий день тот ответил, что хотел бы видеть своим премьером Путина. Через два дня, 13 декабря, на похоронах убитого натбола Червочкина Каспаров отказался баллотироваться в президенты. Касьянов надеялся пробиться сам — но его не зарегистрировали.

Правда, если 'Другая Россия' действительно ничего не смогла сделать, то все другие противники Путина большего тоже не добились. Недавно Каспаров сказал мне, что его альянс с Лимоновым оказался весьма плодотворен: 'Мы сорвали демократическую ауру с путинского режима'. На следующий день после выборов Лимонов с Каспаровым планируют провести марши протеста, а к концу месяца даже дерзко думают о созыве некоего 'альтернативного парламента'. Однако в России, судя по всему, государственная власть прекрасно себя чувствует и, подобно ленте Мебиуса, бежит и бежит вперед в одних и тех же руках.

В конце ноября в пятницу я вернулся в shtab. Было еще не поздно, но московское небо уже затягивало серым. На тротуарах улиц тут и там — ледяные наросты и пережитки прошлого — трое седых стариков, с утра пропивающих пенсии. Идут два подростка, каждый не старше четырнадцати, пьют из больших бутылок чешское пиво; пальцы будто приварены к зеленому стеклу; рядком стоят замотанные в платки женщины, продавая выращенную за городом зелень. Такое впечатление, что Лимонов обосновался в уголке города, который обошли стороной все перемены двух последних десятилетий. Небо становится еще темнее; единственное яркое пятно — гигантский подсвеченный плакат: 'Победа Путина — победа России!'. Но никто его не читает; кто карабкается в гору, кто уворачивается от трамвая — все двигаются медленно и молча.

На этот раз, когда я вошел, телохранителей уже не было, и Вождь сам запер железную дверь на засов. Хотя в кабинете было темно, свет он включать не стал. Лимонов был явно расстроен: постоянно надевал и снимал наручные часы, крутя их в руке; то и дело оборачивался к окну, за которым клубились облака и холод, и обозревал открывающийся кусок двора.

На столе ярко выделялась толстая рукопись.

— Только что закончил, — сказал мне Лимонов, бережно упаковывая бумаги. — Совершенно безумная вещь — и я этому безумно счастлив.

Дальше мы говорили о речи Путина (той самой, в которой он назвал лидеров оппозиции 'шакалами') и упорстве Каспарова (во время разговора гроссмейстер звонил дважды).

Лимонов снова был одет во все черное: черная водолазка, черные джинсы, черные туфли. В проникавшем через окно сером свету он казался почти привидением. На руке у него было обычное розовое кольцо, но, кроме него, я заметил и обручальное. Два года назад он женился — в шестой раз. Лимонов вообще любит жениться. Правда, две из его бывших жен умерли, причем одна покончила жизнь самоубийством ('это не из-за меня' — говорит он). Его последняя жена Катя Волкова — актриса и певица. Ей 33 года, и она потрясающе красива, она на пике карьеры и недавно стала радикалкой. Еще раньше, когда я заметил, что Катя почти вдвое его младше, Лимонов вздохнул и сказал:

— Это еще ничего, до тюрьмы у меня была девочка, ей было то ли 16, то ли 17.

Те два с половиной года, что Лимонов провел за решеткой, оказались самым благоприятным временем для него как для писателя: он столько не писал с того времени, как в Нью-Йорке скитался по дешевым гостиницам. В тюрьме он закончил сразу восемь книг — 'около двух тысяч страниц', словно ударник труда, как он сам говорит. Тюремщики давали ему возможность писать сколько он хочет, он просто 'нажимал кнопку — и просил пустить его поработать'.

По российской традиции, из тюрьмы Лимонов вышел не просто так, а с манифестом, 'курсом лекций для членов НБП'. Название — 'Другая Россия' — понравилось Каспарову и стало названием их коалиции. В этом трактате, которому еще далеко до завершения, Лимонов призывает к созданию 'новой цивилизации', состоящей из 'вооруженных коммун' — только так, считает автор, можно уничтожить пороки городской жизни в России и вернуть униженных и оскорбленных к их деревенским корням. Чтобы поднять ужасающий уровень рождаемости, планируется разрешить полигамию, пропагандировать свободную любовь и обязывать родителей иметь детей 'так же, как мужчины обязаны проходить военную службу'. В 'Другой России' аборты будут объявлены вне закона, и по достижении 35-летнего возраста каждая женщина должна будет 'принести Родине не менее четырех детей'.

Но этого Лимонову мало. 'Новую цивилизацию нельзя рассматривать как шаг назад, — пишет он. — Новоцивилизованные люди не будут объявлять войну науке и полезным и умным достижениям технического прогресса. Вовсе нет, мы будем развивать и интернет, и генетику, и телевидение высокой четкости. Телевидение и интернет объединят вооруженные коммуны и составят из них единую цивилизацию свободных граждан'. Лимонов обещает, что захват власти произойдет не руками внешних сил, как в Афганистане, когда из пакистанских лагерей беженцев туда пришел 'Талибан'. 'Захват власти произойдет изнутри'.

Ночует Лимонов в трех разных местах — в последнее время прямо здесь, в партийном офисе. Он не хочет беспокоить семью (Катя родила ему первенца Богдана — 'данного богом' — в 2006 году, в День революции), потому что могут возникнуть 'slozhnosti' — советский эвфемизм для проблем с государством. Полицейские тоже спят — он кивает на dvor, уже заполненный припаркованными машинами.

— Спят в своих 'Жигулях', бедняги.

Лимонов говорил о том, что грядет революция, о том, что русский народ должен сбросить с себя иго 'путинизма' и освободиться от государства КГБ. Это был много раз отрепетированный монолог, но, когда снаружи громко залаяла собака, он сбился. Вторая попытка: он показывает длинный список натболов, которые скоро выйдут из тюрем, и обводит даты 'уличных акций' — с Каспаровым и без, с Касьяновым и без, а, может быть, и без всех остальных лидеров сдувшейся оппозиции. И все же не отпускало впечатление, что он потерян. Артист без сцены.

Я понял, что Эдичкина мысль уплывает — не только от интервью, не только от Каспарова, Путина, натболов и даже от новоиспеченного семейного счастья. Во двор спиной к нам вошел человек в длинном темном пальто. Лимонов неотрывно смотрел, как он лавирует между машин.

— Рамоны. Я знал их — не только Джоя, всех. Тогда — вот это была жизнь. Не знал, кто такой Уорхол, но видел его, и не один раз, у Татьяны. Я всегда чувствовал себя приниженным. Такой, знаете, комплекс неполноценности. А там были и Авендон, и Дали, и Уорхол. И Капоте. Татьяна давала ему читать 'Эдичку', он прочел одну главу и ему очень понравилось. Правда понравилось. Мы встречались один раз, в Ист-Сайде, когда он жил в 'ЮН Плаза'. Капоте всегда приходил к Татьяне, там постоянно собиралось много народа. Я как-то стоял рядом с наследником Романовых, Владимиром Кирилловичем. Какое было время — легендарное время! Какая-то ностальгия даже.

Секунду Лимонов молчал, крутя в пальцах часы. Потом резко задрал голову и, не смотря мне в глаза, выглянул в окно. Тот человек по-прежнему был там — полицейский, агент тайной полиции или просто охранник на парковке, кто его знает.

— То, что мы сейчас делаем — это прекрасно. Опасно, конечно. Но те годы в Нью-Йорке, они до сих пор много значат для меня. До сих пор.

Эндрю Майер — автор книг 'Чернозем: путешествие по России после падения' ('Black Earth: A Journey Through Russia After the Fall') и 'Потерянный шпион' ('The Lost Spy'), которые выйдут в свет этим летом.

По материалам ИноСМИ.Ру 

Вячеслав Мазуров предлагает в Москве устный перевод

ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ
10 января, 09:32 // Кыргызстан
Прогноз погоды по Кыргызстану на январь 2014 года
10 января, 09:30 // Кыргызстан
Определены новые тарифы на растаможку автомобилей и микроавтобусов
10 января, 09:29 // Кыргызстан
В Кыргызстане снизились цены на бензин
09 января, 09:57 // Кыргызстан
Кыргызстан будет покупать газ у Узбекистана по 290 долларов за 1 тысячу кубов
08 января, 13:10 // Кыргызстан
Экс-директор Русского театра драмы Борис Воробьев приговорен к 7 годам лишения свободы
(1 комментарий)
eXTReMe Tracker
© Информационно-аналитический портал «PR.kg», 2024 г.
Редакция не несет ответственности за достоверность информации, опубликованной в рекламных объявлениях.
При полном или частичном использовании материалов сайта в сети Интернет и СМИ ссылка на сайт «www.pr.kg» обязательна.
По вопросам размещения рекламы и рекламного сотрудничество обращаться:
Телефоны редакции: (312) 34-34-11, 34-34-27
Администратор сайта: (312) 39-20-02
Факс: (312) 34-34-75
Электронная почта: or@pr.kg