Бермет БАРКТАБАСОВА: «Если бы не этот человеческий фактор, что наша страна – страна примеров патриотизма, такой самоотверженности, жертвенности, которые наши медики показали в этот раз, вряд ли мы смогли бы выдержать этот бой»

– Вы предъявляете слишком большие требования нашему населению. Правительство, штабы и Минздрав состоят из людей, общий уровень развития которых средний по стране. У нас нет вундеркиндов, полководцев, гениев, которые сплотили бы народ, которые взяли бы и придумали планы действий. У нас всё происходило так, как происходит обычно: хотели как лучше, а получилось как всегда. Собственно, другого ответа я не вижу. Все было разрозненно, не использовали интеллектуальный потенциал страны, ведь он у нас подбирается при первой и второй попытке. Понимаете, было необходимо объединение лучших умов страны, чтобы решить, какие меры будут лучшими. При этом необходимо было делать какие-то прогнозы, учитывая наш ресурсный потенциал, особенности и медицинские кадры. Но получилось все поверхностно, недостаточно, и очень много было принято научно не обоснованных мер. Нужно было принимать решительные меры, направленные именно на укрепление системы здравоохранения. Вообще же, проблема решения вопросов, связанных с возникновением эпидемии, должна была коснуться не только Министерства здравоохранения или МЧС. Этим должны были заниматься Министерство связи и Министерство информации и коммуникаций, Министерство информационных технологий, Минобразования – все их правительство должно было поставить на дыбы. Однако они заняли пассивную позицию, и вся тяжесть заботы упала бетонной плитой на Минздрав, МЧС и правоохранительные органы. Но МЧС и правоохранительные органы привыкли реагировать по-военному, оперативно проводить спасательные мероприятия, всегда были стойкими и дисциплинированными. Они исполняют приказы лучше, чем медики. 

– Естественно, надо было думать о разных сценариях, о разных вариантах развития эпидемии. Надо было посмотреть, что нам нужно сделать, что у нас есть, чего у нас нет, где наши слабые стороны. А слабой стороной оказалась система здравоохранения. Настоящая эпидемия наступила в конце июня в результате отказа от карантинных мер. И сразу появилась массовая необходимость в медицинской помощи. Но ее было недостаточно: не было коек, мест в стационарах, не было медикаментов, не было врачей, не было машин скорой помощи в достаточном количестве. В результате произошло то, что произошло. Большое количество населения осталось без медицинской помощи. Сейчас не хватает серьезного оборудования, сохраняются очереди на анализы в лабораториях и на компьютерную томографию. Пострадала сама медицина, клиническая медицина, нужны были инструкции по внедрению рекомендаций, по информированию населения, просто медицинских специалистов не хватало. То есть все должны были работать на борьбу с вирусом. Но я считаю, что не все выложились до конца, и было ошибкой отпускать госслужащих. 80% госслужащих были отправлены в отпуск, им выплачивали зарплаты, а они не знали, куда себя деть. Эту работу, пусть бы она была на дистанционном уровне, но ее надо было организовать. 

– 20 марта было выпущено первое издание руководства, которое включило все страхи мировой медицины и попытки найти препараты. Все недоказанные препараты, известные на тот момент, были включены в руководство. Мы не опоздали ни на один день. Через две недели, 5 апреля, было утверждено второе издание этого руководства, и оно опять-таки содержало недоказанные препараты. И только через 2,5 месяца, 8 июня, из третьего издания, наконец, все экспериментальные препараты были исключены, и упор был сделан на важные практические моменты. Сейчас готовится четвертое издание, которое будет содержать подробные детали реанимационных мероприятий, кислородной поддержки и ИВЛ, ведения тяжелых критических пациентов. Эти изменения будут включены на основании обратной связи с медицинской средой и новых ключевых доказательств. 

– Они и были открыты. Три месяца назад, во время первой волны пандемии, в городе Бишкек работала только Республиканская инфекционная больница. Также инфекционные отделения для пациентов с коронавирусом были открыты в очагах Ноокат, Сузак, Ат-баши, Нарын – все больницы занимались этими больными. Естественно, не все медики были задействованы. У нас в стране 73 тысячи медработников, а в начале пандемии была задействована только часть из них, наверное, 10 тысяч врачей, медсестер, санитарок. Врачей до сих пор очень мало – подготовленных и переподготовленных. Сейчас вы видите, что 60-70 процентов медработников сами переболели, и очень часты случаи смерти среди них. Система здравоохранения сейчас терпит громадные потери, невосполнимые потери. Приехали российские врачи, они работают в разных больницах на юге и в Бишкеке. И что они видят? Они видят, что нет элементарных анализов, чтобы определить уровень сепсиса, свертываемости крови и т.д., нет рентгена, нет УЗИ, не говоря уже о компьютерной томографии, которая вся практически находится в частных руках, так же как оснащенные лаборатории и хорошее оборудование. В государственных больницах очень слабое оснащение, а наличие в них дорогостоящего оборудования – единицы. 

– Дефицит в здравоохранении был всегда. И дефицит медперсонала, особенно врачей, и должного оснащения. Экс-министр еще в феврале сказал: «У нас все готово, у нас развернуты десять тысяч коек, у нас достаточно медикаментов и врачей». ФОМС также сказал: «У нас достаточно средств на медикаменты». Но что случилось, когда пришла настоящая вспышка? Оказалось, что нет ни рентгена, нет ни кислорода, ни медикаментов, ни коек развернутых. Что такое развернутая койка? Это медицинская территория, в которой есть вентиляция, канализация, доступ к чистой холодной и горячей воде, где соблюдены меры контроля, где есть оснащение, медикаменты, самое главное – есть врач и медперсонал. А что случилось в больницах, которые стали разворачивать для нековидных пациентов? Там не было ничего, там были стены и койки – но это же не медицина! Население должно было и раньше об этом «колоколить», заступиться за медиков. Многие сейчас в соцсетях говорят: «Вы должны нас защищать, вы клятву Гиппократа давали, вот умрите за нас». Медики всем всё должны, во всех проблемах обвиняют медиков. Это ненормально. Это паразитирующее и потребительское отношение к медикам, к системе здравоохранения. Если общество хочет спастись, хочет сильную медицину, то ресурсы нужно вкладывать адекватно запросам.  

– Я скажу так. Помимо медицины есть политики, есть действующее законодательство. Конституция – это высший законодательный акт. В Конституции прописаны все права и свободы гражданина КР. Естественно, должны также соблюдаться права и медработников. Но при этом их права нарушались чаще всего: и в доковидный период, и в условиях ЧС. В чем это выражалось? Во-первых, не были созданы безопасные условия труда, во-вторых, с давних пор им не выплачивались ни компенсации, ни выплаты, ни доплаты. Это оказалось брешью в системе законодательства. Все это разрозненно лежало в разных законах, отсылочных нормах, статьях. Медики претерпевали насилие, но за это никого не наказывали. Однако пандемия обнажила все проблемы в здравоохранении. Случилось так, что медики запросили помощь, было очень много жалоб, претензий. Когда они стали говорить о настоящей картине в здравоохранении, естественно, их стали преследовать, стали затыкать им рты, потому что в медицинской среде не было принято жаловаться. Всегда предъявляли жалобы медикам, но сами медики редко жаловались, молчали. И было понятно, что в целом вся профессиональная среда – затюканная, безропотная, не может высказать свое мнение. Это видно и сейчас. Но если бы не этот человеческий фактор, что наша страна – страна примеров патриотизма, такой самоотверженности, жертвенности, которые наши медики показали в этот раз, вряд ли мы смогли бы выдержать этот бой. О том, как работают наши медики, говорит тот факт, что один человек ведет 10-20 тяжелых пациентов. Но когда он начинает обслуживать 50-100 человек – это, конечно, невозможно, потому что человеческий организм тоже имеет свои пределы выносливости, чтобы выдерживать чрезмерные физические и психические перегрузки. Сейчас все кому не лень норовят учить медиков, как лечить, разом начали ругать, критиковать, оценивать медицинскую деятельность. Это неприемлемая ситуация. Нельзя ситуацию оставлять без внимания, расследования и наказания виновных. Почему? Потому что во всех странах население и правительства понимают, что на медиков ложится самый большой груз ответственности, самое большое бремя. Общественность встречает их аплодисментами, каждый вечер им обеспечивают выплаты, поддержку и компенсацию. У нас это приходится выбивать с боем, отстаивать, отбиваться от агрессивных блогеров.

Сейчас в отношении медицинской среды нарастает шквал случаев преследования, травли, негатива, агрессии. Совершенно непонятно, откуда у населения столько агрессии? Они недооценивали роль медиков раньше и недооценивают их жертву сейчас. Конечно же, есть и доброжелательные люди – это спасенные пациенты и их родственники, которые благодарят медиков, осознают их спасительную роль, они им благодарны. Но это не все население. Слава Богу, что большая часть населения в виде волонтерской благотворительной помощи, в виде доброжелательной поддержки, в виде акта доброй воли начала помогать медикам. Они начали их одевать, покупать СИЗ и т.д., начали возить им питание, начали подвозить самих медиков до работы и до дома. Потому что была масса примеров, когда медработники приезжали на работу на такси за свои деньги или шли пешком по 10-15 километров туда и обратно. То есть медики были брошены в прямом смысле слова «на амбразуру». Но, естественно, медики объединялись, создалось очень много общественно-профессиональных групп. Они стали примером для подражания. Медики стали больше выступать, больше рассказывать о проблемах, больше просить помощи, коллективно стали обращаться к населению. Я участвовала в оформлении такого обращения, и общественность откликнулась. Откликнулось правительство. Сейчас делаются огромные усилия. Поэтому никого нельзя обвинять в намеренном вредительстве, если только это не прямое преступление. Ведь в такой экстремальной, критической ситуации мы все оказались впервые и действуем впервые.

– Знаете, я думаю, что в мире нет ничего идеального. От пандемии пострадало очень много стран, люди пострадали по всему миру, несмотря на то, что они богатые, несмотря на то, что у них было всё – и оснащение, и больницы, и деньги, ресурсы. Даже в таких странах большая часть населения пострадала, сотни тысяч умерли. Поэтому мы не можем обогнать весь мир, быть лучшими из 215 стран и прыгнуть выше нашей головы, выше уровня развития КР. Если у нас недостаток всего, то, естественно, это должно было ударить по слабым местам, и последствия не заставили себя долго ждать. Сейчас нельзя предполагать, что, взяв с кого-нибудь пример, мы сразу снизим смертность. Необходим комплекс большого количества разносторонних мер, много всего надо сделать в медицине, в экономике, в работе с населением, с уязвимыми слоями населения, с транспортом и с коммуникациями. Естественно, такая работа уже активизировалась. Страна сейчас оправляется от этих ран, от этой беды, должностные лица сменяются, многие остаются, многие заболели, возвращаются в строй. Но нужно ко всему быть готовым, нельзя расслабляться, так как это очень опасно. Нельзя написать историю заново, и нельзя было предусмотреть все идеально. Мы не та страна, которая является эталоном политических решений, предпринятых мер. Да, были ошибки, серьезные промахи, но в целом нужно сказать, что это была трагическая, беспрецедентная и действительно серьезная ситуация. Сейчас уже постфактум проверяют, смотрят, в каких странах были самые лучшие меры. Это большей частью богатые страны Юго-Восточной Азии: Южная Корея, Япония, Сингапур, Гонконг. Это богатые страны с высокими технологиями, с развитой цифровизацией, с широким иcпользованием IT-технологий. У нас всего этого не было. Скандинавские страны доказали, что у них самые низкие показатели заболеваемости, смертности и расходов. Очень хороший пример – Швеция, которая без ввода карантина не пострадала так сильно, как с карантином. Как вы думаете, почему? В этой стране давно уже был опыт удаленной работы. Они давно были технологично снабжены в своей работе, а культура социального дистанцирования у них в крови. В Швеции и Японии до пандемии были все предпосылки к тому, что население сможет очень легко самоизолироваться. Они не собираются в общественных местах. Но у них больше всего пострадали дома престарелых. В Японии уже давно распространены санитайзеры, маски, перчатки, всё это в широком доступе на полках магазинов. А у нас в общественных туалетах не было туалетной бумаги, и не везде есть доступ к чистой воде, даже умывальников. 

– Да, приехали российские врачи. Наше законодательство отличается от российского. Нет двух стран с одинаковым законодательством, нет одинаковых клинических протоколов лечения. Но есть международные нормы, которые касаются всего мира, всех стран. Каждое государство может принять решение, которое ему удобно. Поэтому мы должны смотреть на самый эффективный мировой опыт, и нет причин и оснований принимать опыт не проверенный, не доказанный и не эффективный. Если только это не бизнес-интересы или не политические интересы. У нас политических интересов нет. В мировой медицине существует такое понятие, как доказательная медицина, т.е. медицина, основанная на доказательствах. Проверено – не проверено, работает – не работает, эффективно – не эффективно, безопасно – не безопасно. И этот баланс должен быть самым оптимальным. Мы должны перенимать те методы, которые являются самыми эффективными, безопасными и при этом экономически доступными. Вы посмотрите, что сделала наша страна. Мы десять лет разрабатываем клинические протоколы, которые следуют этому принципу, ищем самое эффективное, самое доказанное, самое безопасное и за базовые деньги, ресурсы. Мы должны хотя бы базовые, минимальные медицинские стандарты соблюдать. Но что предлагают российские врачи? Следовать российским протоколам, при этом не учитывая мнение своих же, российских экспертов, которые приехали и сейчас разъехались по больницам. Чем отличаются кыргызские протоколы от российских? Кыргызские протоколы основываются как раз на мировой, международной доказательной медицине. А в российских протоколах присутствует больше 10 препаратов, которые еще не доказали свой эффект, и специалисты только думают и надеются, что эффект будет. И тем более эти препараты безумно дорогие. Если базовые препараты стоят 100, 200, 1000 сомов, то экспериментальные препараты будут стоить 100 долларов, 2000 долларов, 10000 долларов, и к тому же с недоказанным эффектом. Вы были свидетелем моего возмущения, когда я позвонила в Минздрав Российской Федерации и спросила: «Что это такое? Ваши врачи приехали и предлагают нам недоказанные, непроверенные, неизвестные препараты за очень большие деньги!» Для нас это катастрофа. Десять лет мы не пропускали эти препараты. Теперь же они могут пройти к нам только из-за того, что началась пандемия коронавируса и поступила гумпомощь от России. И только из-за того, что нас слишком мало, мы не будем противостоять? Мы успешно противостояли крупным фармгигантам десять лет и больше, когда они нам предлагали пустышки, «фуфломицины», дорогие, но не эффективные препараты, тогда мы могли дать отпор. Но когда приезжают наши коллеги и уже на политическом уровне требуют от нас закупки препаратов, то это сделать очень трудно. Но мы не отступим. Мы прилагаем, можно сказать, «звериные» усилия, защищая наши стандарты лечения от недоказанных вмешательств.